наверное, раненого повезла.

С той атаки прошло почти два часа. Ткач был уверен, что новая заваруха начнется с минуты на минуту, а брату вдруг совсем хреново стало. Сначала он хотя бы жаловался, стонал и причитал. Это было привычно и особо не напрягало. Но потом Вовчик затих, дышать стал совсем неслышно.

Ткач боялся, что тот в кому впадет. При сахарном диабете это обычное дело. Но инсулина не было, и взять его было неоткуда.

– Братуха, ты где?

Слабый голос брата пробился через тяжелые думы и достиг ушей Ткача. Он повернул голову. Вовчик лежал в полуметре от него.

– Ты чего, Вовчик? Я же здесь? – проговорил Ткач.

– Братуха, где ты?

– Здесь я. – Ткач опустился на колени перед постелью, на которой лежал Вовчик, погладил его по голове. – Открой глаза и увидишь.

– Ткач, не бросай меня, вернись. – Голос Вовчика звучал слишком уж жалобно. – Где ты, я тебя не вижу!

Вовчик вдруг закатил глаза и начал синеть. Ткач с остервенением отбросил ружье, подхватил брата на руки и понес к выходу. Он понимал, что ничего хорошего за дверью их не ждет, но так у Вовчика совсем никаких шансов. Еще немного, и он умрет у Ткача на руках.

– Плевать! Будь что будет! – вслух произнес он. – Помереть я тебе не дам, слышишь, Вовчик? Ты только потерпи.

Полковник Гуров заканчивал последние приготовления к очередному штурму, когда к нему подбежал Стас Крячко и выдал:

– Взгляни на крыльцо!

Лев Иванович оглянулся.

На крыльце стоял Ткач. На руках он держал тело брата.

Бойцы из оцепления засуетились, начали подтягиваться ближе к ним.

Гуров поднял руку, останавливая движение, и пошел навстречу Ткачу. Тот с минуту стоял на крыльце, потом медленно сошел вниз. Встретились они где-то посередине между домом и оцеплением.

Полковник остановился. Он ждал, что Ткач заговорит первым. Так оно и вышло.

– Брата забери, – произнес здоровяк. – Ему срочно нужна доза инсулина.

– Я знаю, – ответил Гуров.

– Тогда действуй.

– Сам-то куда? – спросил сыщик.

– Спасешь брата, с меня чистосердечка.

– Опусти его на землю, отойди на три шага и подними руки! – приказал полковник.

Ткач не спорил, сделал все так, как ему было велено.

Как только он поднял руки, сотрудники полиции кинулись к ним сразу со всех сторон. Ткача они связали, Вовчика положили на одеяло и отнесли в машину.

Операция закончилась успешно. Кортеж, состоящий из полицейских автомобилей, потянулся в сторону Москвы.

У дома номер пятнадцать по улице Севанской в Восточном Бирюлеве собрались люди. В погонах и в штатском, молодые и в возрасте, разного пола и темперамента. Они негромко переговаривались между собой в ожидании некоего события.

Подвыпивший мужичок выполз из углового магазинчика, остановился и уставился на толпу.

– Ого, что за дела? Вот это парад! – заявил он.

Судя по погонам, можно было подумать, что здесь действительно готовится парад. Старлей, два капитана, майор и даже один полковник.

Между ними суетилась немолодая уже женщина в красивом платье, но со вчерашним макияжем.

Она цепляла за рукав то одного, то другого и просительным тоном повторяла:

– Еще немного подождем?

Женщина получала неизменный ответ, что люди в погонах готовы ждать, но все равно не успокаивалась, продолжала суетиться.

К ней подошел человек в штатском и сказал:

– Зоя Ильинична, не стоит так нервничать. Все будет хорошо.

– Два часа уже ждем, – озабоченно произнесла женщина. – Вдруг людям надоест и мой сюрприз сорвется?

– Разве военные люди могут сорвать сюрприз? – пряча улыбку, произнес мужчина.

– Ох, Лев Иванович, зря я все это затеяла, – сказала Зоя Ильинична, вздохнула и украдкой смахнула слезу. – Муж будет мной недоволен.

– Ничего, он это переживет.

Тут на перекрестке показалась машина «Скорой помощи». Народ подобрался, рассредоточился вдоль дороги.

Зоя Ильинична осталась у подъезда одна. Она стояла, вытянувшись как струна, и неотрывно смотрела на машину, подъезжающую к ней.

«Скорая помощь» остановилась. Со стороны пассажирского сиденья вышел врач, открыл дверь и жестом пригласил человека, который был внутри. Из салона, опираясь на костыли, выбрался молодой человек. Он поднял голову и увидел людей, встречающих его. Большая часть их была ему даже незнакома, но все они стояли у его дома.

– С возвращением, Игорек!

– Хорошего дня, парень!

– Приятно тебя снова видеть! Заходи на огонек! Хорошо выглядишь!

– Поздравляем! Поздравляем! Поздравляем!

Игорь перевел взгляд на мать. Та стояла ни жива ни мертва. Вдруг сын расстроится, рассердится?

Но он не рассердился, оценил.

Игорь Никифоров вернулся домой. Шесть месяцев врачи боролись за его жизнь. Полгода он балансировал между тем и этим миром. И вот теперь парень здесь, а рядом все те люди, которые поддерживали его все эти месяцы.

Зачем? Мать знала ответ на этот вопрос.

После первой операции, когда у Игоря внезапно произошел разрыв селезенки, он надолго застрял в реанимации. Врачи опасались повтора. Оказывается, травмы селезенки могут проявить себя и через две недели, и даже через пару месяцев. Повторные разрывы возможны при малейшем напряжении, а у него из всех внутренних органов целым осталось одно сердце, да и то если брать в расчет только физическое здоровье.

Психика Никифорова была настолько подорвана, что даже известие о том, что его мучители арестованы и дают признательные показания, не принесло ему облегчения. Перед его мысленным взором всегда стояло лицо Ивана. В том, что случилось с другом, Никифоров винил только себя. Даже на своих мучителей он уже не злился. Сам виноват, спровоцировал такую ситуацию, дал возможность жестоким людям насладиться своей жестокостью. Мечтал о легких деньгах, получай по заслугам.

С такими настроениями Никифоров прожил три месяца. Он все глубже и глубже погружался в депрессию, пока его мать не забила тревогу. Она не стала обращаться к психологам, психиатрам и другим медицинским светилам, пошла другим путем, начала приглашать к сыну тех, кто способствовал его освобождению.

Полковник Гуров стал первым в этом списке. За ним шли Крячко, следователь Юдин, капитан Мусейко и многие другие. Не дошла Зоя Ильинична только до генерала Орлова. Видимо, его погоны вызывали у нее благоговение. А вот к девушкам из аптеки в Балашихе Зоя Ильинична съездить не поленилась. Она два часа втолковывала им, что посещение больного – дело благородное. Через сутки девушки приехали сами.

Игорю такая терапия шла на пользу. Он начал постепенно оттаивать, уже не так часто замыкался в себе. Но мать все равно иногда ловила на его лице выражение зверя, загнанного в угол.

Мать подумала и решилась на отчаянный шаг. Она пошла к родителям Ивана Веденеева. Идти было страшно. Зоя Ильинична совершенно не представляла, как